Теряется ли часть смысла при переводе с церковно-славянского на русский?

 Семенов: - Владыка, можно согласиться с таким мнением, что при переводе с церковно-славянского на русский часть каких-то смыслов неизбежно будет потеряна?

Владыка: - Я думаю, что с этим согласиться можно.  Потому что, хотя каждый язык, по крайней мере, каждый развитый язык обладает очень большой гаммой смысловых оттенков, вложенных в конкретные слова, все равно работа переводчика всегда носит творческий характер и переводчику всегда приходится домысливать за автора, домысливать за читателя. То есть переводчик является неким посредником. И никогда невозможно подобрать  вполне идентичную гамму оттенков для того или иного  термина. Для того или иного слова. Потому что каждое слово в конкретном языке  несет свою конкретную смысловую и даже историческую нагрузку. За каждым словом, за каждым термином  есть своя история. Поэтому, конечно, всякий перевод он предполагает некоторую степень  отклонения от оригинального текста. И, соответственно, от смысла  оригинального текста. И ведь неслучайно, например, есть такие  даже религиозные традиции, где священным считается  только определенный текст на определенном языке. Ну, вот, например, в Исламе Коран считается священной книгой  только на арабском языке. Не в каком-нибудь там русском или ином переводе.

    Семенов: - Ну, то же самое касается Торы для  иудеев. Она печатается на иврите.

    Владыка: - Какая-то Тора для иудеев. То есть в этом, в этом присутствует как бы представление о языке как носителе сакрального смысла, сакральных идей, которые невозможно адекватно передать на других языках.

    Семенов: - Вообще-то, если бы в христианстве такая ситуация исходно существовала, то у нас и славянского-то не должно было возникнуть. Мы бы до сих пор учили греческий, или там латынь.

     Владыка: - В том – то и дело. Как раз во временя Кирилла и Мефодия, во времена патриарха Фотия –Константинопольского даже существовала такая, так называемая  трехъязычная ересь, согласно которой существуют только три священных языка. Это еврейский,  греческий и латынь. И что священное писание, соответственно, должно  читаться и распространяться только на этих трех языках. Как раз наши великие просветители Кирилл и Мефодий они против этой  ереси выступали. Они доказывали своим оппонентам, что слово Божье должно распространяться  на языке, понятным людям. Поэтому здесь, с одной стороны, всегда должна сохраняться забота, должна присутствовать забота  о сохранении священного текста в максимальной полноте, максимальной адекватности его изначальному смыслу. А с другой стороны, мы должны заботиться о том, чтобы  Священное писание понимали люди. И поэтому перевод на разговорные языки он  неизбежен. Перевод на языки, понятные людям, он неизбежен и необходим. И более того, неизбежно и необходимо постоянное редактирование перевода в соответствии с развитием языка. Вот например, синодальный перевод Библии на русский язык, он пока еще понятен людям. Может быть, даже понятен, я бы сказал, образованным людям старшего поколения.

Семенов: - Ну все, которые регулярно употребляют в синодальном переводе, уже человеку непонятны.  Он должен понять слова и знать, что се – это «это». Или вот.

Владыка: - Или вот.

Семенов: - Ну, да.

Владыка: - Ну, и не только это слово. То есть это уже довольно много слов. Но так же, как и в языке Пушкина есть  слова, которые уже непонятны  современному человеку. Но пока что разрыв между, допустим,  языком синодального перевода  и разговорным русским языком, он не столь значительный.  Настанет момент, когда люди перестанут понимать  синодальный перевод.  И уже сейчас библеисты российские говорят о том, что новая редакция синодального перевода  необходима.  Не только потому что он  непонятен, сколько потому, что развивается библейская наука. Уточняется смысл каких-то слов и  выражений.  И вот эта работа по редактированию, по улучшению языка священного писания, она необходима.  Причем, она проводилась всегда ведь.  Тот язык церковно-славянский, на котором мы сейчас совершаем богослужение, он достаточно далек от языка Кирилла и Мефодия.  То есть редактирование текстов происходило в течение длительного времени. И это бы достаточно….

Семенов: - Универсальность этого текста в том, что он народный. То, что пишется сейчас там, это совсем не то, что написал Кирилл, который переводил  там в 8-ом – 9-ом веке, да.

Владыка: - Ну, во-первых, этот процесс редактировался, он был постоянным, длительным, многоступенчатым.  Во-вторых, язык славянский, он  тоже развивался, не был мертвым языком. Он в какой-то момент перестал быть  живым языком. А в течение долгих эпох он развивался  и претерпевал изменения. Поэтому процесс этот живой. Так же, как всякий язык, он является живым организмом.  Так и живым организмом является язык богослужебный, язык литургический.

Семенов: - Несмотря на то, что с точки зрения языкознания, он является мертвым языком.

Владыка: - Несмотря на то, что он является с точки зрения языкознания – мертвым языком. Для нас он остается живым языком.  Мы им пользуемся как живым языком. Поэтому мы стремимся к тому, чтобы  этот язык оставался живым. И чтобы он был в максимальной степени доступен.

 Дорогие браться и сестры! На этом мы заканчиваем нашу передачу. Я хотел бы напомнить вам слова  апостола Павла: - « Как и вы, ревнуя о дарах духовных,  старайтесь обогатиться  иноками назидания церкви. А потому о говорящем и незнакомом языке молись о даре истолкования». Я желаю вам всего доброго! Христос воскресе!

Семенов: - Воистину воскресе!